- Как дела? - спросил он, поцеловав ее в щеку.
- Опять уволили нескольких медсестер, - пожаловалась она.
В этом тоже не было ничего нового. Сам Питер тоже ждал каждый день, когда на его столе обнаружится белый конверт, внутри которого будет текст, начинающийся с "Дорогой коллега! С глубоким сожалением вынуждены сообщить..."
Пройдя в комнату, включил телевизор.
Там тоже не было ничего нового.
Кризис в Техасе - толстый мексиканский генерал на фоне Даллас Уорлд Аквариум распинался о восстановлении исторической справедливости, толпа прокастровских латинос и негров, строящих баррикады на улицах Майами - показали и советского посла по фамилии Митина, раздающей сепаратистам из бумажного пакета что-то, называемое sushki, курс доллара по отношению к рублю продолжает обваливаться, безработица перешагнула за 30 процентов, в Калифорнии коммунисты создали Советы уполномоченных, взявших на себя контроль над производствами, Аляска начала переговоры с СССР о вхождении в его состав в качестве еще одной республики.
- Что нового? - спросила Мэри, заглянув в комнату и бросив взгляд на телевизор, где жалкий президент лепетал что-то про то, что перестройка страны есть дело каждого.
- Все то же самое, - хмуро сказал Питер и вставил русское слово, которое узнал от кого-то - сейчас все учили русский. - То же самое govno. Только еще больше.
Переключил канал. На другом показывали чертову Москву. На чертовой Красной площади чертовы русские праздновали день космонавтики - оказывается, в этот день они запустили своего человека в космос. Солнце, радостные лица, улыбки, красные знамена, веселье и смех...
- На работе один парень сказал - если бы в шестидесятых не они, а мы первыми высадились на Луну, все было бы иначе, - задумчиво сказал Питер.
Но Мэри уже ушла на кухню и его не услышала.