я мотаюсь между Ленинградом и Московй, я здесь чужой, я там чужой...
Наши либералы какой-то флэш-моб антисталинский хотят организовать, типа "георгиевской" ленточки с надписью "Мой дед был расстрелян как враг народа" - если я правильно понял (честно говоря разбираться в маразме неинтересно). Кто-то из сталинистов остроумно предложил провести контракцию: "А мой дед был честным человеком!"
Наша великая вдова - Борис Натанович Стругацкий, тоже решил присоединиться к акции, и в журнале Гельмана приводится рассказ БНС о его отце:
В 1937 году наш отец, Натан Залманович Стругацкий, заведовавший тогда отделом культуры Сталинградского горкома, был снят со всех постов и исключен из партии «за утерю политической бдительности, выразившуюся в потакании» (или что-то в этом роде: называл Островского «щенком» в сравнении со Львом Толстым и Достоевским и призывал советских художников учиться у Андрея Рублева). Безусловно, через несколько дней он был бы арестован, но он тут же уехал в Москву добиваться справедливости и восстановления, и про него, как водится, забыли.
А вот из книги Анта Скаландиса "Братья Стругацкие" (книги авторизированной):
Обвинили в раболепном преклонении перед устаревшей классикой, в неуважении к современному советскому искусству. Для начала исключили из партии "за притупление политической бдительности"...
(у Скаландиса не сказано, в каком году Н.З.Стругацкий исключен из партии - но есть Википедия, в которой сказано, что НЗС был исключен из партии в апреле 1937 года)
Однажды вечером в октябре 1937-го Натан возвращался домой с работы...
А уже у ворот дома дворник возьми да и предупреди его: "Приходили за тобой, Залманыч". "Кто?" - не понял Стругацкий. "Кто, кто? - передразнил дворник, - конь в пальто. Они ведь снова придут. Не надо бы тебе домой заходить. Вообще не надо. Много у тебя там ценностей осталось?" "Да какие там ценности!" - махнул рукою Стругацкий. "Тогда сразу дуй на вокзал, не задерживайся. Есть куда уехать-то?" "Но ведь я же ни в чём не виноват", - начал было он. Дворник прищурил один глаз: "А это имеет какое-то значение?" После такой фразы мудрого пролетария главный специалист края по культуре размышлял ровно четырнадцать секунд, перебирая в памяти все предыдущие места своей работы. Совет дворника был абсолютно безумным, именно поэтому ему стоило следовать неукоснительно. Натану повезло с прямым поездом до Ленинграда, который уходил буквально через полчаса...
Тупая машина репрессий не покатила следом за ним.
А в Ленинграде его ждала нормальная, можно сказать счастливая, уже по-настоящему мирная жизнь.
С 17 октября 1937 года Натан работал в Государственной публичной библиотеке имени М.Е. Салтыкова-Щедрина, сначала просто библиотекарем, а с марта 1938-го - начальником отдела эстампов. Тихая, приятная работа: изучал фонды, составлял каталоги, писал статьи и книги, организовывал выставки. Например, одну весьма крупную в 1938 году: "20 лет РККА и Военно-Морского Флота в политическом плакате и массовой картине", для которой написал путеводитель со вступительной статьёй.
И брали, и сажали, и расстреливали - в том числе и невиновных.
Наша великая вдова - Борис Натанович Стругацкий, тоже решил присоединиться к акции, и в журнале Гельмана приводится рассказ БНС о его отце:
В 1937 году наш отец, Натан Залманович Стругацкий, заведовавший тогда отделом культуры Сталинградского горкома, был снят со всех постов и исключен из партии «за утерю политической бдительности, выразившуюся в потакании» (или что-то в этом роде: называл Островского «щенком» в сравнении со Львом Толстым и Достоевским и призывал советских художников учиться у Андрея Рублева). Безусловно, через несколько дней он был бы арестован, но он тут же уехал в Москву добиваться справедливости и восстановления, и про него, как водится, забыли.
А вот из книги Анта Скаландиса "Братья Стругацкие" (книги авторизированной):
Обвинили в раболепном преклонении перед устаревшей классикой, в неуважении к современному советскому искусству. Для начала исключили из партии "за притупление политической бдительности"...
(у Скаландиса не сказано, в каком году Н.З.Стругацкий исключен из партии - но есть Википедия, в которой сказано, что НЗС был исключен из партии в апреле 1937 года)
Однажды вечером в октябре 1937-го Натан возвращался домой с работы...
А уже у ворот дома дворник возьми да и предупреди его: "Приходили за тобой, Залманыч". "Кто?" - не понял Стругацкий. "Кто, кто? - передразнил дворник, - конь в пальто. Они ведь снова придут. Не надо бы тебе домой заходить. Вообще не надо. Много у тебя там ценностей осталось?" "Да какие там ценности!" - махнул рукою Стругацкий. "Тогда сразу дуй на вокзал, не задерживайся. Есть куда уехать-то?" "Но ведь я же ни в чём не виноват", - начал было он. Дворник прищурил один глаз: "А это имеет какое-то значение?" После такой фразы мудрого пролетария главный специалист края по культуре размышлял ровно четырнадцать секунд, перебирая в памяти все предыдущие места своей работы. Совет дворника был абсолютно безумным, именно поэтому ему стоило следовать неукоснительно. Натану повезло с прямым поездом до Ленинграда, который уходил буквально через полчаса...
Тупая машина репрессий не покатила следом за ним.
А в Ленинграде его ждала нормальная, можно сказать счастливая, уже по-настоящему мирная жизнь.
С 17 октября 1937 года Натан работал в Государственной публичной библиотеке имени М.Е. Салтыкова-Щедрина, сначала просто библиотекарем, а с марта 1938-го - начальником отдела эстампов. Тихая, приятная работа: изучал фонды, составлял каталоги, писал статьи и книги, организовывал выставки. Например, одну весьма крупную в 1938 году: "20 лет РККА и Военно-Морского Флота в политическом плакате и массовой картине", для которой написал путеводитель со вступительной статьёй.
И брали, и сажали, и расстреливали - в том числе и невиновных.
Но вот когда мне мозги компостируют, даже если это делает Борис Стругацкий, не выношу. И тут не спишешь на простое "перепутал: Москву с Ленинградом, дни с месяцми, "забыли" (а как же институт прописки, как же отдел кадров Госпуббиблиотеки, как же подробные анкеты с вопросом"Исключались ли вы из партии, если да, то за что?"?) - и выпускал книги и организовывал выставки.
Дурят, в общем. Опять дурят.